5 марта 1905 года будущий солист «Метрополитен Опера» Федор Шаляпин нервничал перед выступлением больше обычного. В этот день он распевался в самом роскошном зале, который видел в жизни, по специальному приглашению мецената Саввы Мамонтова. Рельефы, стеклянные витражи, ажурные решетки, майоликовые панно (работы Врубеля), экзотические растения в несколько ярусов, птицы, осевшие здесь со всех континентов, – все поражало воображение известного певца (а он, между прочим, к этой минуте уже успел дать концерты в миланском «Ла Скала»). Теперь Шаляпину представилась честь открывать «Дубинушкой» новую гостиницу Москвы – «Метрополь». Все состояние Мамонтова было вложено в лифты, телефоны, холодильные установки, серебро посуды и шелковые салфетки ресторана «Зимний сад», расположенного на первом этаже отеля.
К этому времени Савва Иванович Мамонтов – предприниматель, владелец частной оперной труппы и арт-центра «Абрамцево», в котором трудились Репин, Врубель, Поленов, Нестеров, Коровин, Васнецов, – настолько увлекся искусством, что принял твердое решение обеспечить всю столичную богему на долгую жизнь. Над тем, как решить эту задачу, Мамонтов ломал голову недолго: ресторан. Это должен быть ресторан.
В самом сердце Москвы, обращенный фасадами на Театральную площадь, сводчатыми окнами – на Кремль, расположился театр человеческих страстей, среди москвичей прослывший «Вавилонской башней». Поэты, писатели, музыканты и художники теперь обедали здесь «Антрекот» по 2 рубля 33 копейки за штуку, иногда расплачиваясь песней или свежим стихотворением, звонко рассыпавшимся под хрустальными сводами. «Посмотрите, я вывел такого художника, как Врубель, из музеев на улицы», – указывал Мамонтов на «Принцессу Грезу», тревожно покоившуюся на городском фасаде, провожая миллионеров на сытный ужин.
Этот зал, величественный и надменный, в то же время разбитый на сотни укромных уголков, мирил между собой тех, кто на улице не снимал другу перед другом шляпы. Посещать одно и то же место сегодня, завтра и вчера считалось отныне не дурным тоном, а привилегией.
Шаляпин пел здесь всегда, временами – экспромтом, «на пьяную голову»; Брюсов часто забивался в темный угол под пальмами; Комиссаржевская много танцевала с гостями. Мамонтов был доволен
Это продолжалось до тех пор, пока в светлом будущем, которое рисовал себе меценат, художники не перестали писать. Теперь все их существо поглощали запои. «Этот вечер меня ужаснул, – вспоминал Андрей Белый, – ведь еще недохлопали выстрелы, а зала “Метрополя” огласилась хлопаньем пробок; художники в обнимку с сынками миллионеров перепились среди груд хрусталя и золотоголовых бутылок». Мамонтов предчувствовал беду и решил постепенно увеличивать цены, сделать их заоблачными даже для московских небожителей. К концу 1905 года напряжение спало: в «Метрополе» теперь почти не слышалась родная речь, и в бокалах зазвенели голоса иностранцев.
Савва Иванович снова строил планы дальше, чем предполагала революция. 18 октября Николай II опубликовал Манифест демократических свобод. Вечером в ресторане было многолюдно. Публика словоохотливо поднимала тосты за свободу. Среди гостей был «самый протяжный бас», Федор Иванович Шаляпин. Охваченный всеобщей радостью, певец (теперь уже без волнения) исполнил по просьбе публики a cappella «Дубинушку», обошел зал со шляпой и собрал внушительную сумму. Нигде не было начертано, что он передаст эту сумму революционным рабочим, тем самым приблизив момент, когда двери «Метрополя» закроются для них навсегда.
