Санкт-Петербург, «самый умышленный город на земле», как сказал о нем Федор Михайлович, – город для истории и культуры нашей страны уникальный. Построенный на пустом месте, буквально на костях и болотах, по «чужому» европейскому образцу, Питер стал символом государственной силы воли. Это искусственный город – здесь, по сути, и началось наше искусство. Соседство с морем (залог хорошего стихотворения) и императорским двором (залог трагического финала) создало русскую поэзию – болезненную и многословную, смелую и пророческую. Ее бледные северные плоды еще дозревали в питерских «колодцах» и кабаках, когда на небе, занавешенном желтыми тучами и фабричным дымом, взошел месяц Серебряного века. Поэзия открыла двери своих подвалов.
«Подвал бродячей собаки» – самый прославленный из них. Появление этого заведения в канун 1912 года в доме № 5 по Михайловской площади Петрограда было закономерно: литература давно стала богемным искусством, требующим общего контекста – и выпивки. Тем более что в пропахшем абсентом, дымом и масляными красками Париже такие кафе давно росли как грибы. «Бродячая собака» стала в России первой.
Если верить мифу, название было выбрано случайно. Прогуливаясь по Невскому только после покупки легендарного подвала, антрепренер Борис Пронин встретил бродягу, продававшего «лохматого, бесцветного щенка»…
Но этому «лохматому и бесцветному», вместе со своим хозяином как бы сошедшему со страниц Достоевского, было суждено стать символом целой эпохи
Символом поколения талантливых поэтов, художников и театралов, – бесприютных, бедных, творящих свое искусство ни для кого, – вечно голодных и чужих для своего отечества, перемолотых революцией, эмиграцией, войной… Но пока щенок красовался на вывеске новоиспеченного кабаре, обещающего непринужденную, наэлектризованную атмосферу и веселье каждый день – с полуночи и до утра!
В этот странный, расписанный «под Бодлера» подвал стекалась вся поэтическая тусовка – от царственной Ахматовой до хулигана Маяковского, от морфийных декадентов до снобов-социалистов.
За три рубля зритель попадал в фантастический, театральный мир, где звучали (часто в шутку) лучшие стихи начала века, разыгрывались театральные экспромты, рождалась новая живопись
За бокалом вина читались странные доклады и лекции – о собственном творчестве или о пятнах на Солнце. Два десятка детей из детского дома с зажженными свечами, в белых одеждах и с картонными крыльями ходили между зрителей, а на сцене черт соблазнял Ирода, возлежащего на красном кумачовом диване в черном кучерявом парике…
Кабаре закономерно закрыли 3 марта 1915 года; формально – за нарушение «сухого закона» в период Первой мировой. Но на деле «Бродячая собака» просто стала модной: хозяева зарабатывали слишком много, чтобы держать оборону против лжеискусства и законов рынка. К тому же некоторые антивоенные акции Маяковского и сотоварищей уж больно отдавали политикой… Империя закручивала гайки на годы вперед. Санкт-Петербург – все-таки имперский город; город государственной прихоти.
Анна Ахматова
***
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.
О, как сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.
